Правовой портал Программы Проекты Информация о закупках Видеохроника Аудиоматериалы Фотогалереи Библиотека союзного государства Конкурсы Викторины и тесты Интернет-приемная Вопрос-ответ Противодействие коррупции Архив Контакты
Наверх

22.02.2013

В поисках героя (Часть 1)

Прошло уже более полувека с момента написания одного из самых известных белорусских прозаических произведений. В 1958 году Владимир Короткевич закончил повесть «Дикая охота короля Стаха». Она должна была быть опубликована в 1963 году, однако тираж книги был уничтожен…

Прошло уже более полувека, точнее пятьдесят пять лет, с момента написания одного из самых известных белорусских прозаических произведений. В 1958 году Владимир Короткевич закончил повесть «Дикая охота короля Стаха».. Вместе с первым романом Короткевича «Леаніды не вернуцца да Зямлі» («Леониды не вернутся к Земле»), она  должна была быть опубликована в 1963 году, однако тираж книги был уничтожен. Впервые произведение увидело свет лишь в 1964 году в журнале «Маладосць». На русский язык «Дикая охота…» была переведена вообще только в 1980 году. На первый взгляд, совершенно незавидная судьба.

Но это только на первый. Этой повести, написанной начинающим автором и промелькнувшей в литературном журнале, суждено было стать, наверное, самым любимым литературным творением у нескольких поколений белорусов. Оно стало неким кодом нации, скрепой, соединяющей поколения людей, живущих на белорусской земле. «Дикую охоту короля Стаха» прочитали буквально все. Все жители тогдашней Белорусской ССР. Мало того что просто прочитали, но и признали ее своей, задевающей какие-то тайные струны общей души народа. Да и сейчас, через 55 лет, название «Дикой охоты….» – это пароль для белоруса. Как «свой-чужой». Человек может ничуть не интересоваться литературой, равнодушно плевать на книги, копаясь в гаджетах, но о существовании этой книги он знает точно.

В 1979 году на экраны Советского Союза вышел фильма Валерия Рубинчика по мотивам повести, что придало «Дикой охоте…» международную известность. Кстати, хотя Короткевич и был одним из авторов сценария, фильм ему не понравился. Фильм получил Гран-при на I МКФ детективных и таинственных фильмов «Мистфест» (Италия, 1980), спецприз жюри фильму, приз «за лучшую женскую роль второго плана» В.Шендриковой на Х МКФ фильмов-ужасов и научной фантастики в Париже (1980, Париж), спецприз жюри на IV МКФ в Монреале (1980, Канада), диплом фильму на ХІХ МКФ научно-фантастических фильмов в Триесте (1981, Италия), диплом фильму на МКС «Фильмэкс» в Лос-Анджелесе» (1981, США), Гран-при на МКФ мистических и научно-фантастических фильмов «Пассаж-44» (1983, Бельгия).

В 1979 году впервые в Минске на фильм, произведенный местной киностудией «Беларусьфильм», было невозможно купить билеты. Люди стояли часами в очереди. А выходили из кинотеатров с разным настроением. Некоторые восхищенные, некоторые разочарованные. В белорусской прессе фильм дружно ругали. Основным аргументом было то, что многие представляли себе героев совсем другими. Все эти мнения и споры лишь подтверждают, что Короткевич в повести нащупал нечто неординарное. Что?.. Но сначала обратимся к личности автора.

Владимир Семенович Короткевич родился 26 ноября 1930 года в городе Орше Витебской области.  Как пишет сам Короткевич в интервью начала 60-х годов:

«Тогда это был маленький городок. Зеленые улицы, остатки валов замчищ, гудки далеких поездов и близких пароходов (железная дорога и автобусы еще не убили реку), дубовые леса на берегах и липы на улицах, недалекие пороги. … Я уроженец той части Беларуси, которая лежит на Днепре. Люблю белорусское Полесье, и сказочный Новогрудок, и единственную в мире Беловежу, и суровую красоту северного озерного края. Их нельзя отделить от меня, но в Приднепровье мне как-то более уютно. На Украине берега Днепра голыми, а тут они все в лесах, курганах, в деревнях на холмах, в садах, в забытых городищах, густо покрытых шиповником и чертополохом, в запущенных парках. Если утром плывешь на лодке через речной туман и видишь след за головой выдры, что переплывала реку, или всплеск бобра – ощущение счастья, единства с этой землей и любовь к ней переполняют тебя».

Далее он пишет о детстве, а детство – это главная часть жизни человека, и тут проскальзывают очень важные для него мотивы. А именно – тяжкая судьба белорусского крестьянства в 19 веке, народные восстания, а если шире – обретение чувства собственного достоинства маленьким человеком через сострадание к ближнему. А если еще шире – нарушение мировой гармонии, вселенское чувство несправедливости и борьба с ним.  Как мне кажется, эта сквозная тема всего его творчества. В том числе и «Дикой охоты короля Стаха».

Короткевич продолжает о детстве и родне: «Предки мои также все отсюда (из Орши В.К.). Историю мою можно было бы начать с того, что ровно сто лет тому назад моя земля была охвачена восстанием. Горело все: фольварки, деревни, церкви, нивы. Одна битва произошла к северу от Рогачева. Повстанцев разбили, командира их расстреляли в Рогачеве. Он был мне родственник со стороны матери и ее родни. И таких было много. … Надо было как-то жить остальным на разоренной, выжженной земле. И жизнь пошла трудная. Началось обеднение, временами настолько ужасное, что осиротевшим (а иногда и не в осиротевшим) детям было нечего есть. Дед, отец моей матери (он умер в войну), дослужился до уездного казначея и притом был атеист и сочувствовал марксистам. Был это человек властный, умный и едкий. Он прекрасно видел глупость и умел пустить ее голой. Обладал неимоверной духовной и физической силой, безграничной энергией и азартом. Когда он, незадолго до смерти, ослеп – я был у него чем-то вроде секретаря: читал ему, а иногда и писал за него. Потому что "неграмотным" себя не помню. Мать говорит, что читать, незаметно для других, научился в три с половиной года, а писать немного позже. И, кажется, это был первый и последний мой подвиг.

Мать моя, Надежда Васильевна, родилась в 1893 году, в детстве осталась без матери, окончила Мариинскую гимназию в Могилеве, некоторое время, бросив дом, работала сельской учительницей в деревне Зборов, у Рогачева, а потом познакомилась с моим отцом, Короткевичем Семеном Тимофеевичем, и в 1917 году вышла за него замуж (отец родился в 1887 году, умер в 1959-м). В семье нас было трое. Старший брат (погиб на последней, надеюсь, что последней, войне), старшая сестра и я».

Запомним: Короткевич особо подчеркивает родство с участниками знаменитого восстания польской шляхты в 1863 году. В Белоруссии его возглавил Викентий Константин (Кастусь) Калиновский. Само восстание непосредственно к белорусам, к крестьянам, к идеям социальной справедливости ни малейшего отношения не имело. Это была вооруженная борьба польской шляхты за отделение от России и создание польского государства от Балтийского до Черного морей, включая туда территорию современной Беларуси, Литвы и Украины. На самом деле белорусское крестьянство не поддержало его. Как впрочем и польское с латышским. Как пишет белорусский историк, доктор исторических наук, профессор Евгений Новик:

«Что касается белорусов: в 1863 году белорусы поддержали царя батюшку, Россию. И тогда, белорусы, белорусские крестьяне, были за российский народ и до сих пор так. Для белорусов нет более близких людей и сейчас. В 19 веке белорусские люди не поддержали польских повстанцев, а поддержали правительство России, русскую власть. Об этом говорит и процент крестьян, не только белорусских, в отрядах польской шляхты: около 20-30 процентов в западных губерниях и около 5-7 процентов в восточных землях современной Белоруссии. Местные крестьяне отказывались воевать за «польскую справу».

В советской же историографии восстание 1863 года преподносилось как народное и освободительное, против кровавого царизма и «за лучшую долю» народа. Так же его видел и Короткевич. Мы еще вернемся к событиям 1863 года и их влияние на Короткевича и белорусскую интеллигенцию вообще.

Продолжим смотреть на биографию писателя. Как пишет он сам: «Книг в доме было множество: и остатки дедовской библиотеки, и книги родителей, и свои. Писать (а сначала «бубнить») стихи начал лет в шесть, но, к счастью, быстро бросил это занятие. Немного позже пытался писать рассказы, причем обязательно их иллюстрировал. В общем, все это было разновидностью детской игры. Таланты проявлял разнообразные: и рисовал, и в музыкальную школу ходил (причем абсолютный слух сочетался во мне с такой же абсолютной ленью), но все эти таланты ушли вникуда».

Потом в его жизнь ворвалась война. Об этом Короткевич пишет так: «Бомбежки. Эшелоны. Чувство беспомощности подростка, который уже не ребенок, что спокойно полагается на старших, но еще и не мужчина, чтобы так или иначе действовать и, возможно, решать свою судьбу. Бунтовал против этого чувства. Несколько раз убегал из интерната на фронт. Задерживали, конечно. А из общежития тому, что случилось обычное на войне дело: долгое время не знал, где родители и живы ли они вообще, а если живы, то где, за линией фронта или успели эвакуироваться. Был сначала в Москве, потом на Рязаньщине. После пришлось убегать оттуда. На Урал, в окрестности Кунгура. Случайно узнал, что отец в Оренбурге. С большими трудностями (без пропуска и билета) добрался до них. В Оренбурге окончил шестой класс. Потом недавно освобожденный Киев (Беларусь еще была оккупирована). Крещатик лежал в руинах. По бульвару Шевченко несколько раз в сутки проходил трамвай. В руинах университета мы развлекались в поисках мины. Как не попал в «палату минеров» (по выражению моего друга поэта Р. Бородулина), сам не знаю. А город, несмотря на запустение, был красив. Такие золотые каштаны на улицах, такие пустые одичавшие парки! Осенью сорок четвертого переехали в Беларусь. И вот тут впервые увидел настоящее опустошение, «зону пустыни», несколько окраинных переулков, как концы веток у медленно угасающего костра. Города, где даже развалин не было. (Немцы разобрали их на кирпичи для оборонных нужд). До голода и холода было не привыкать, но здесь, на выжженной земле, так озябли, что иногда хотелось умереть, лишь бы тебя похоронили в печке».

Прекрасная, типично короткевичевская метафора в конце цитируемого отрывка. Война, для него нечто другое, чем для воевавших Василя Быкова или Владимира Богомолова. Они старше на 5-6 лет, но это уже другое поколения. Для них война – это смерть и испытание души человеческой, для Короткевича – это страшное, кошмарное, но все же приключение. Переезды, поезда, опасное баловство с неразорвавшимися снарядами. Да, и голод тоже. Но все равно, это захватывающее приключение. А в нем и должно быть жутковато, для романтичного юноши.

Юноша пишет стихи. Много стихов. «А писались же при свете гильзы на немецких бланках или на обращении длинных желтых конвертов, также немецких. Предпочитали конверты, из-за хорошей бумаги». Потом поступает в Киевский университет, на филфак. «Учился, был счастлив, имел много друзей и все же вспоминаю это время со смешанным чувством глубокой нежности и стыда. Нежности – потому, что была наука, старые рукописи, книги, музеи, музыка, девушки, друзья, свои и чужие стихи. (…) Как ни странно, я не хотел быть литератором. Стихи писал для себя. А в будущем хотел быть литературоведом.

(…) После окончания университета я сдал кандидатский минимум и начал было писать диссертацию про восстание 1863 г. в восточнославянской и польской литературе, но пришли другие интересы: появилась задумка о романе на ту же тему (это роман «Колосья под серпом твоим» В.К.) К реализации ее, правда, я приступил только через двенадцать лет».

Опять появляется тема польского восстания. В СССР существовали культы различных «героев национально-освободительной борьбы». В Белоруссии это место занял Викентий Калиновский, только потому, что несколько листовок, распространяемых мятежниками, были написаны на местных диалектах. А так это было чисто польское восстание с чисто польскими целями – созидание Польской империи. А к белорусскому народу, к его чаяниям, это не имело ни малейшего отношения.

Вот что пишет белорусский писатель, председатель витебской общественной организации «Русский дом» Андрей Геращенко: «Восстание 1863 года было сословным восстанием польской шляхты, которое затем подхватили разного рода польские разночинцы. Началось оно именно в Варшаве, а уже затем перекинулось на белорусские, литовские и украинские земли, поскольку там поляки составляли подавляющее большинство помещиков. При этом было деление на «белых» и «красных». Первые хотели восстановления Речи Посполитой с сохранением привилегий шляхты, а вторые, в частности – Викентий Константин Калиновский, того же, но только с различного рода социальными реформами, ограничивающими привилегии шляхты. Ни о каких белорусах тогда речи не было. В прокламациях, изданных в Вильно при непосредственном авторстве и участии Викентия Калиновского, так и говорилось: «Боже, спаси Польшу!».

Владимир Казаков
Фото с сайтов www.karatkevich.ru и www.chtoby-pomnili.com

Продолжение следует