Интервью с Сергеем Мачинским, одним из самых известных поисковиков России, должно быть именно таким. Канун Дня Победы, новгородские леса, где сотового сигнала не поймать… Исчезнувшая деревня Вдицко и раскопы – ямы, в которых видны черепа и кости. Это поисковая экспедиция «Забытые герои» - в рамках организованного Постоянным Комитетом Союзного государства пресс-тура в Новгородскую область мы прибыли туда, где зимой 1942 года сражалась и гибла в окружении Вторая Ударная армия. В яму почти 80 лет назад сложили тела более 50 человек. Благодаря картам, рапортам и воспоминаниям жителей останки нашли, чтобы похоронить по-человечески.

Разные люди

Сергей Мачинский, первый заместитель руководителя Военно-исторического центра Северо-Западного Федерального округа, стоит на краю ямы. Внизу – останки более 50 человек.

- Мы сейчас много говорим о войне, в последнее время все больше и больше, - произносит он, низко склоняя голову. – Но война - это не патроны, не деньги, не снаряды, не земля… Вот она, война – ямы, полные останков молодых людей. Я бы хотел, чтобы все люди увидели эти черепа и эти глазницы. Сейчас молодежь стараются оберегать, защищать от сильных впечатлений. А я бы хотел, чтобы им это снилось. Чтобы, когда кто-то решит сделать какую-то гадость, он бы представил это… Вспомнил, что вот эти молодые ребята дали всем нам право жить… И они смотрят на нас из этой ямы.

Я не хочу, чтобы мы ненавидели своих соседей... Больше всего войны, наверное, не хотят солдаты. Но позволить тем людям, чьи деды это творили, сейчас учить нас, как жить… Учить жизни моих детей, говорить о каких-то европейских ценностях… Наверное, это лукавство как минимум. Мой дед дошел до Праги. И он им вернул те ценности, за которые они сами воевать не захотели.

Мачинский говорит о том, что все наши беды приходят оттуда (Мачинский кивает на Запад. Солнце садится, и отыскать его не составляет труда). О том, что каждые 100 лет кто-то решает, что у нас надо что-то отобрать. И итог – вот он.

- Вот этот ребенок, которого мы нашли в гробике с пулевой раной в голове – он чем виноват? Он жил в этой деревне, не знал забот. Но пришли танки и укатали все в пепел, - Сергей незаметно смахивает крохотную слезу. - Здесь лежат разные люди. Здесь есть русские, белорусы, украинцы… Человек, которого мы нашли, был из Ворошиловграда, это нынешний Луганск. Они не делились на "ваши" и "наши", на "лучше" и "круче"… Они воевали за Родину, за эту землю. Мы когда их везем по домам, мы переезжаем через множество границ, и на каждой возникают какие-то проблемы. И глядя на это, думаешь: ему даже домой вернуться спокойно не дают. Мы, живые, все разделили, придумали границы, и теперь павшие не могут приехать домой.

Доказать деду

- Сергей, вы можете вспомнить свою первую находку? С тех пор эмоции на раскопках не изменились? Каждый раз - как в первый?

- Первая находка была еще в 90-е. Я тогда был лейтенантом, служил в Калужской области. На одном из полевых выходов мы нашли человеческие кости. Спросили у местных, кто это. Может, немцы? Нет, говорят, немцы вон там лежат… А это наши. В это трудно было поверить… Как же так? Оказалось, кто-то раскопал захоронение, искал какие-то вещи, ценности. И после этого мы, как офицеры, как солдаты, начали задумываться: не по-человечески это. Останки защитников страны не должны валяться на брустверах и в разрытых могилах.

В моем воспитании принимал участие мой дед – фронтовик, летчик. Он показывал мне фотографии своих товарищей. Я, будучи еще ребенком, спрашивал: а где этот человек? Погиб? А где его могила? Я не мог осознать, как это у человека нет могилы. И потом, в процессе поисковых работ, мы провели ряд проектов, посвященных именно погибшим летчикам. Наверное, этим я хотел доказать деду, что у летчиков тоже есть могилы. Их нужно только поискать.

Притупляются ли чувства? Очень хочу, чтобы этого не было. Иногда даже сам себя начинаю накручивать, а потом понимаю, что могу и не выдержать. У нас есть проект «Дорога домой»: развозим по территории бывшего СССР останки погибших и опознанных. И когда у тебя за неделю десять похорон, когда ты видишь, что люди не играют, а действительно чувствуют и плачут… Ты ведь словно представитель погибшего, о нем, о человеке, по которому они плачут, ты знаешь больше всех. И каждый раз, рассказывая о нем, ты волей-неволей начинаешь отгораживаться от этой истории.

Хотя бывают истории, от которых невозможно отгородиться. Погибшие дети, погибшие женщины… Плюс еще сама обстановка в мире. Моя бабушка тоже прошла всю войну и встретила Победу в Берлине. Будучи ребенком, я спрашивал у нее, когда начнется новая война. Для меня это слово тогда ассоциировалось с парадом, медалями, красными флагами и воздушными шарами. А бабушка мне с горечью говорила: новая война начнется сразу после того, как мы забудем, чего стоила война прошедшая.

Заметки для живых

- То, что мы делаем, - это попытка напомнить людям цену войны, - продолжает Сергей Мачинский. – Ведь те, кто развязывает войны, в ямах не лежат. А лежат те, кому приходится брать оружие в руки. А это наш генофонд, наше будущее. И это будущее оказывается в яме. В мире неспокойно, люди о многом забыли. Может быть, увидев, к чему это приводит, кто-то задумается… Война – это самое страшное, что придумали люди. Смерть на войне – это ужас, оторванные руки, ноги, сломанные жизни… Это черные ямы, в которых лежат белые кости.

- В этом году при поддержке Постоянного Комитета Союзного государства у вас вышла книга «Однополчане Ржевского солдата». Это новый этап вашей жизни?

- Вы знаете, за 25 лет военной службы я ничего не писал. Последнее, что написал, было сочинение в училище. А в 2015 году мне посчастливилось участвовать в поисковой экспедиции на территории Брестской крепости. В одной из воронок на территории казармы 333 полка среди солдат мы нашли останки женщины с двумя детьми. Скорее всего, это кто-то из семей командиров, которые проживали на территории крепости. Очень сложно описать чувства, которые я испытал. Дети обычно не сохраняются, их останки уходят, потому что кости маленькие. А здесь, благодаря чему-то, четырехлетний ребенок сохранился полностью. И я держал его на руках. И в какой-то момент я понял, что большинство этих людей для нас с вами останутся безымянными. Бог, конечно, знает все имена. И он разберется, кому куда. Но мне показалось, что эти люди очень хотят, чтобы мы, живые, о них тоже знали. Пусть без имени и указаний на какие-то географические точки. Но мы, поисковики – последние люди, которые видят их на земле. И я должен максимально много рассказать живым о тех, кого нет.

Я стал писать заметки, высказывать свои мысли. Ведь философия того, что мы делаем, она не столько про мертвых, сколько про живых. Когда молодые ребята видят эти раскопы и останки, я думаю, что, если когда-то от них будут зависеть что-то очень важное, они примут верные решения. Как минимум меня поисковая работа изменила. Мне стыдно делать какие-то вещи, я чувствую, что они, люди, чьи останки мы находим, наблюдают за мной. Может быть, если загробная жизнь есть, мы когда-нибудь встретимся, и мне будет не стыдно перед ними стоять.

Продолжение следует