За те тысячу лет, что существует на земле столица российского государства, она знавала множество нашествий и вторжений. Хат Батый и Тохтамыш, Лжедмитрий и польско-литовские оккупанты, французы во главе с Наполеоном… Немцы, развязав в июне 41-го войну с Советским Союзом, тоже ни минуты не сомневались, что пройдут по Москве победным маршем. Но имея дело с этим удивительным городом, с его жителями, не раз выказывавшими в час испытаний свои лучшие качества, предугадать ход событий, видимо, не представляется возможным. «Москву спасло чудо», - утверждают сейчас некоторые историки. Пусть так, но это чудо стало возможным только благодаря воле и самоотверженности сотен тысяч простых москвичей и защитников города. Вспомним, как это было.

Минск. Потеряли не просто город, а столицу братской республики

В первые дни войны Сталин был спокоен и деятелен. Поначалу руководство СССР рассматривало германское нападение как крупную неприятность, но отнюдь не катастрофу. Директива №2 от раннего утра 22 июня требовала «обрушиться на вражеские силы и уничтожить их», а в следующей – «вечерней» директиве - предписывалось уже к 24 июня овладеть Сувалками и Люблином, то есть перенести боевые действия на территорию противника. Ступор у Сталина случился после падения Минска – 29-30 июня, когда он, по воспоминаниям Анастаса Микояна, уехал на Ближнюю дачу и ни с кем не контактировал…

Напомним, Минск, которому в известном плане «Барбаросса» было уделено особое внимание, был захвачен фашистами уже на седьмой день войны - 28 июня 1941 года. Это стало серьезным успехом немецкого наступления и, соответственно, сильным моральным потрясением для белорусского народа и всего СССР. Территории, присоединенные ценой колоссальных репутационных издержек по пакту Молотова – Риббентропа, были полностью утрачены. Бои теперь шли не на «чужой территории» и сопровождались далеко не малой кровью.

Из 625 тысяч человек личного состава Западный фронт в период с 22 июня по 10 июля потерял почти 418 тысяч, в том числе 338,5 тысяч пленными, 3188 танков, 1830 орудий, 521 тысячу единиц стрелкового орудия. В окружении побывали 32 из 44 дивизий, откуда вышли лишь небольшие группы и отдельные лица. Погибли, попали в плен или получили серьезные ранения 34 генерала и лиц высшего комсостава. Вермахт заплатил за это потерей 15 723 человек убитыми и ранеными. При этом окружив и уничтожив основные советские силы в Беларуси, немецкое командование обеспечило своим войскам дальнейшее продвижение на восток и северо-восток. 1 июля танки группы армий «Центр» вышли к Березине. Треть пути до Москвы, таким образом, врагом была пройдена.

Июльская речь Сталина по радио. Акценты расставлены

Трагедия первых дней войны стала прологом к ещё более тяжким и масштабным испытаниям, выпавшим на долю всего советского народа. Вопреки вымыслам некоторых историков, Сталин до войны не обладал единоличной властью: всё, что делалось в СССР до июля 1941 года, лежит на ответственности всех членов Политбюро. Только 30 июня, с созданием Государственного комитета обороны, Политбюро отдало Сталину полную власть. И он, выступив 3 июля 1941 года по радио с обращением к советскому народу, взял на себя всю полноту ответственности в предстоящей тяжелейшей борьбе с фашизмом. «Над нашей Родиной нависла серьезная опасность, - заявил в своем выступлении председатель ГКО, впервые четко расставляя все акценты по факту начавшейся войны с Германией. Сила воздействия на людей той речи Сталина была огромна. Он говорил о многом, но на десятилетия в памяти миллионов советских людей осталось его к ним обращение: «Братья и сестры!», которое не только подчеркивало единство власти и народа, но и ещё отчетливее помогло осознать нависшую над каждым смертельную опасность. И люди демонстрировали чудеса стойкости и героизма в деле защиты своей Родины: шли добровольцами на призывные пункты, забывали о сне и отдыхе, стоя у станков, совершали беспримерные подвиги на фронте, оказывая ожесточенное сопротивление противнику.

К концу июля 1941 года враг, потеряв в сражениях почти половину своих танков и самолетов, большое количество живой силы, был вынужден на направлении главного удара к востоку от Смоленска перейти к обороне.

Эта небольшая передышка позволила ГКО отмобилизовать резервы в глубине страны и приступить к началу первоочередных мероприятий по перестройке экономики на военный лад.

Москва. Капитуляция даже не рассматривалась

В августе 1941-го немецкие войска всё-таки захватили Смоленск - важную крепость на пути в Москву. Советская столица уже тогда подвергалась большой опасности, но решающее наступление на неё было отложено, поскольку шло вразрез с желанием Гитлера как можно быстрее захватить сельскохозяйственные и минеральные ресурсы страны, в первую очередь, житницу Украину.

Вскоре последовали трагедии под Брянском и Вязьмой – третье крупнейшее поражение Красной Армии в 1941 году. Надо отдать должное героизму советских солдат: они сражались до тех пор, пока были хотя бы малейшие возможности противостоять немцам и держать оборону Москвы на Можайском оборонительном рубеже. Но к 10 октября немецкие части вышли к этой линии обороны, а 14-го соединения 3-й танковой группы ворвались в Калинин (Тверь). 13 октября пала Калуга, 16 октября – Боровск, 18 – Можайск и Малоярославец… Началось генеральное наступление Вермахта на волоколамском направлении.

В ставке фюрера царила эйфория. Гитлер считал, что окружение Москвы – это и есть её падение. Капитуляцию города принимать не собирались, Москва обрекалась на уничтожение. По одному из вариантов – затопить. Там, где сегодня располагается столица России, должно было быть огромное озеро. По другому варианту Москву предполагалось окружить, подвергать нещадному обстрелу и изгнать всё население в азиатскую часть России. Дальнейшее существование города также не предусматривалось.

Тем временем, Москва настраивалась на решающее сопротивление врагу. Из Ленинграда срочно был вызван генерал Жуков: 11 октября он официально вступил в должность командующего Западным фронтом, штаб которого располагался в Красновидове. Минировались самые важные городские объекты, вплоть до общественных зданий и учреждений культуры. Производилась эвакуация населения и промышленных предприятий вместе с рабочими. 15 октября было принято постановление ГКО №801 об эвакуации основных наркоматов, аппаратов ЦК, Генштаба. Предписывалось вывезти из Москвы и дипкорпус. Целому ряду членов Политбюро надлежало выехать в Куйбышев (Самару) и там создать базу для параллельного правительства на тот случай, если всё-таки Москва будет взята. В Куйбышев выехали Молотов, Ворошилов, Вознесенский, «всесоюзный староста» Калинин. В Москве оставались единицы из высшего руководства, в том числе Сталин, Берия, Микоян. Постановление было секретным, но каким-то образом о нем стало известно всем, что, по сути, и спровоцировало известные столичные события середины октября 41-го, которые вошли в историю как московская паника. Что же на самом деле происходило в те полные драматизма дни в советской столице?

Писатель Аркадий Первенцев: свидетельства очевидца

«Москва на 3-й месяц сражения вся камуфлирована. Главные здания выкрашены разноцветными полосами, дающими провалы светотени при аэрофотосъемке. Магазины и общественные места, размещающиеся в первых этажах, завалены мешками с песком. Сахарного песка становится всё меньше. По карточке полагается 450 г, но выдают в три приема. Сахар становится предметом спекуляции. Цены выросли на 400 процентов. Очень худо с продуктами и топливом», - это строки из дневника писателя Аркадия Первенцева, с первых дней Великой Отечественной войны занявшего должность специального корреспондента газеты «Известия», а потом «Красной звезды». Его статьи, очерки, рассказы, драматические произведения были посвящены героям фронта и тыла. Писатель для своих произведений брал материал не из политдонесений, а добывал его непосредственно на передовых позициях, исходя из личного горького опыта. То же самое касается его свидетельств о панике в Москве. Вот ещё красноречивые строки из его дневника. «14 октября. – Стреляли днем, по улице носились бумажки и черная метель. В каждом доме сгорали советские документы и архивы… Люди уходили как тени. Единственный человек, спасающий Россию, был, и я пока верил ему, но по закрытому проводу было передано постановление Совнаркома о том, что город объявляется открытым, что предложено рассчитать рабочих авиазаводов, подложить под заводы мины…Сердце холодело от ужаса надвигающейся катастрофы».

Тревога, страх действительно овладели москвичами, когда 16 октября на линии не вышли трамваи и троллейбусы, впервые – единственный день за всю войну – не открылось метро. Перестали работать булочные и иные магазины. Страсти накалили и появившиеся на улицах немецкие листовки, сброшенные накануне ночью во время бомбардировки. Самые масштабные размеры паники наблюдались на шоссе Энтузиастов, ведшем на восток: оно было забито грузовиками и легковыми автомобилями. Многие жители, схватив узлы и чемоданы, пешком предприняли попытку бегства из Москвы. Пример показывали некоторые «ответственные» работнички на своих личных авто, забитых домашним барахлом. «Посильную» лепту в происходящее внесла немецкая агентура, диверсанты и бандиты. Столичный житель дрогнул, и было от чего…

Но были и другие москвичи. С 13 октября в городе началось формирование рабочих рот и батальонов. Численность вступивших в них добровольцев буквально за считанные дни достигла 8 тысячи человек. Они не побежали, а ушли добровольцами на фронт, до которого было рукой подать. Почти все народное ополчение в составе которого были сугубо мирные люди, навечно осталось под Вязьмой…

И, кстати, сам Аркадий Первенцев, получив в Союзе писателей транспорт для эвакуации, Москву так и не покинул, решив разделить с родным городом свою собственную судьбу.

19 октября: хаоса не случилось, город продолжает обороняться и жить

Вовсе не из-за паники не работали 16 октября метро и заводы. В этот день по всей Москве минировали тысячи промышленных, транспортных и учебных объектов, электростанции, мосты… Уже 17 октября городские власти быстро и решительно приняли меры по ликвидации паники и беспорядка: повсюду были выставлены блокпосты, на улицах появились милиционеры и дружинники, организована тщательная проверка документов. По приговору временных военных трибуналов за совершенные злоупотребления – хищения материальных ценностей и денежных средств, распространение ложных слухов – многие паникеры поплатились жизнью.

18 октября члены Военного совета обратились с просьбой ввести в Москве осадное положение. Окончательное решение о судьбе Москвы, как вспоминал последствии председатель исполкома Моссовета Василий Пронин, было принято на заседании Государственного комитета обороны к вечеру 19 октября. Продиктованное в тот самый момент Сталиным постановление памятно многим москвичам. Оно начиналось архаичным, изрядно подзабытым официальным словом «сим»: «Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100-120 километров западнее Москвы, поручена командующему западным фронтом генералу т. Жукову, а на начальника гарнизона города Москвы генерал-лейтенанта Артемьева возложена оборона Москвы на её подступах…».

В будничности слов будто не чувствовалось трагизма ситуации, просто на войне как на войне: объявлялось осадное положение, был введен комендантский час и прочие ограничения, нарушителей требовалось отдавать под суд, а провокаторов и шпионов расстреливать на месте. Это постановление ГКО было не раз передано по радио. С радиообращением к москвичам также выступил Василий Прохорович Пронин - человек, имевших в среде москвичей непререкаемый авторитет. Спокойным, размеренным голосом он говорил о том, что в Москве возобновляется работа не только заводов, но и предприятий общественного питания и бытового обслуживания, культурно-зрелищных учреждений, всех видов городского транспорта. «Москва была, есть и будет советской!» - это были те самые слова, которых ждали все.

И действительно, на следующий день на улицах Москвы даже появились такси. Оказавшись несколькими днями ранее на волосок от гибели, советская столица стремительно налаживала новый ритм жизни...

Полина Русак