Сейчас много разговоров идет о том, что первично в вопросах интеграции, – экономика с политикой или гуманитарная составляющая, общечеловеческие ценности. Мне кажется, любая крайность очень опасна. Если мы говорим об общечеловеческих ценностях и забываем экономику – плохо. Если начинаем непрерывно говорить про экономику, нефть и газ, то это вообще какой-то регресс даже не в колхозный рынок, а в какой-то феодализм. Говорить о деньгах, безусловно, нужно. Как и об экономических режимах. Нужно понять, где мы сегодня находимся с экономической точки зрения.

С моей точки зрения, как и с точки зрения некоторых моих коллег, после 2014 года в силу ряда внешних шоков, а также в силу того, что прежняя модель либерального развития себя исчерпала в высокой степени очевидности, Россия начала заботиться о своем бизнесе. Можно сказать иначе: заниматься протекционизмом.

Это было очень заметно. В 90-е годы правительство вообще предпочитало не замечать, что в стране есть бизнес. Первое десятилетие прошло под лозунгами поиска каких-то рецептов сбалансированного развития, но отечественный производитель был слабо защищен. Сейчас же Россия в известной степени повторяет то, что уже давно было сделано в той части Союзного государства, которая называется Республикой Беларусь.

При всех изменениях в риторике, экономическая практика Союзного государства была связана с протекционизмом. Я ни в коем случае не говорю, что это плохо. Наоборот, скорее всего, это хорошо. Это как и во всем: много протекционизма – плохо, начинается регресс в экономике, а отсутствие протекционизма – это утопия, такого вообще не бывает.

Сегодня мы приходим к такой ситуации, когда две части Союзного государства начинают мыслить в одной парадигме – в парадигме защиты национального рынка. А государств у нас… Помимо отдельных, есть еще и общее. Что делать в этом случае? Есть ли выход? Да, есть!

Мне кажется, следует в известной степени делить рынки. Делать это нужно там, где нет явной конкуренции и где есть перспективы для серьезной специализации. Например, очевидно, что фронтальное движение на российский рынок белорусской аграрной продукции будет в перспективе сталкиваться с проблемами. Потому что в России в последние годы сельское хозяйство стало достаточно эффективным. Следовательно, начинается конкуренция – по производительности труда, по энергозатратам, по многим другим параметрам.

Выход – ниши. Мы с удовольствием увидели после 2014 года белорусские сыры. То есть продукт уже есть. Но теперь необходим продукт специализированный, качественный, ориентированный на конкретного потребителя. Мягкие сыры, сыры с плесенью и так далее. То, что мы все равно из Беларуси получим дешевле, чем из Франции, Дании, Голландии. И можно выйти на те же показатели прибыли, но не за счет количества, а за счет углубления специализации.

То же самое в промышленности. Многократно поднимался вопрос о производстве сельскохозяйственной техники. «Брянсксельмаш»-«Гомсельмаш». Мне кажется, нам необходимо добиться создания совместной программы. А лучше - совместного предприятия. Это можно сделать на уровне высшего руководства, если на уровнях ниже не получается. Экономисты должны оценить вклады и пойти на взаимный компромисс по долям, по количеству акций… Но разделившись и заняв специализированные ниши, есть шанс сохранить оба предприятия.

Давайте возьмем самосвалы. Их производит Беларусь? Да, это очевидно. Но если мы начинаем разбирать БелАЗ, обнаружим российские детали. Но приглядевшись к этим деталям, мы увидим, что они собраны или даже изготовлены на белорусских заводах. Но если мы начнем выяснять, из какой стали они сделаны, выясняется, что она российская. И высчитать добавленную стоимость в этой сложной цепочке – очень непростая задача.

При всей любви к нашим общим друзьям – китайским партнерам, нужно отметить, что отсутствие совместных программ в машиностроении приводит к тому, что наше машиностроение, имеющее хороший задел и в Беларуси, и в России, проигрывает китайскому. Да, Китай - наш партнер и друг. Но он в то же время наш конкурент. Он с удовольствием придет со своей продукцией и в Минск, и в Москву. Причем придет абсолютно во все отрасли и абсолютно со всей номенклатурой продукции.

Мы должны производить конкурентноспособную технику. Можем? Да, можем. Кое-где мы, возможно, проиграли конкуренцию навсегда. Например, в электронных чипах. Мы создаем линии с технологическими параметрами, которые на момент закладки абсолютно современны, а на момент сдачи – вчерашний день. Китай, и уже и Вьетнам, делают это намного быстрее. Нам нужно посмотреть направления, в которых мы будем обгоняющими. Они, эти направления, есть. И по отдельности, и уж тем более - вместе, у нас очень хороший потенциал.

Еще один пример - обычный лифт, который нужен почти в каждом доме. Конкуренция на этом рынке внутри Союзного государства есть. Если в результате этой конкуренции какие-то российские или белорусские предприятия выйдут из игры, то на освободившийся рынок сразу зайдут игроки из других стран. Более того, мы уже допустили и в России, и в Беларуси практически вольное существование на этом рынке немецких и финских фирм, которые производят очень качественную продукцию, но многократно дороже.

Поэтому нужно понимать: решение многих проблем в нашем общем экономическом пространстве - производить друг для друга, и производить совместно. Это и будет протекционизмом нашего общего рынка – рынка Союзного государства.

Но экономика неотделима от политики. Сегодня многие достижения Союзного государства в экономике - занятость, координация в аграрной сфере, сотрудничество по Белаэс, туризм – воспринимаются как само собой разумеющееся. Но надо понимать, что в случае, если вдруг, не дай Бог, мы будем свидетелями негативного развития Союзного государства, то все это само собой разумеющееся исчезнет очень и очень быстро. Это еще один момент, который должны учитывать те, кто противится интеграции, боясь уступить толику суверенитета.

Интеграция – это всегда ограничение суверенитета. Абсолютно суверенных государств не существует. Сам факт пребывания в мировом сообществе означает ограничение суверенитета. Добровольно и не добровольно свой суверенитет ограничивают все, включая США, Китай и так далее. Вопрос в степени этого ограничения, для чего это делается и какой дает эффект. Говорить о том, что мы, дескать, не пойдем на ограничение суверенитета, неправильно. Нужно говорить о том, чем оправдано ограничение суверенитета в тех или иных сферах. Даже входя в ООН, мы ограничиваем свой суверенитет, хотим или не хотим.

Поэтому ограничение суверенитета неминуемо. Но здесь дискуссия должна быть очень осторожной. В последние годы много говорилось о конфедеративных формах. Это очень интересно, но эти формы не очень живучи, быстро создаются, но быстро и распадаются. Крайне интересен германский опыт. Причем еще Бисмарковский опыт - объединение малых немецких государств в единую страну.

Извлечение уроков из чужого опыта могло бы помочь нам найти красивые, понятные всем и жизнеспособные формулы для того, чтобы, сохранив все договоренности, выйти на новое понимание Союзного государства 2030.